Биография с фотографиями 

Часть 3

После двухнедельного плавания по Иссык-Кулю я вернулся в Горький в октябре 1981 года. Следующей весной я хотел снова поехать работать в горы, поэтому я устроился конюхом в Детскую спортивную школу. Работа с лошадьми, как я надеялся, могла бы мне пригодиться в горах. 

 

В конно-спортивной школе. Горький, 1985

 

Я доработал до апреля 82-го года и поехал в Зеленчукскую астрономическую обсерваторию (посёлок Буково) в Карачаево-Черкессии. Адреса своих друзей-астрофизиков дала мне моя знакомая Света С.. Она ещё во время зимовки на Тюя-Ашу написала мне, что мне надо поехать в этот Академгородок на Кавказе, где у неё есть друзья. «Тебя там ждут», - сказала она.

 

Софийское ущелье. Архыз, 1985 

 

Архыз, 1988 

 

В Буково я нашёл много друзей. Жизнь была прекрасна: я ходил в горы, фотографировал. Но найти работу в Академгородке я не смог. Я прожил там около двух месяцев и поехал в Грузию на перевал Мамисони. 

 

Станция на перевале Мамисони. 2800 метров над уровнем моря, 1982

 

Там работал радистом мой знакомый Юра Толкачёв из Горького, который был у нас на Тюя-Ашу во время моей зимовки. Он перезимовал на станции совершенно один, полностью отрезанный от мира. Он позвал меня провести с ним вдвоём следующую зимовку. В июле на перевал Мамисони приехали альпинисты из ГДР. Среди них была девушка по имени Ортрун (Ortrun Staude). Она немного понимала по-русски. Её, вероятно, удивило, что в СССР, на «забытом богом» перевале, радист метеостанции читал Библию. Мы стали читать вместе. Мы обменялись адресами. 

 

Юра Толкачёв Гулливер ( слева), Ортрун Штауде и Гитис Умбрасас (справа), 1982 

 

Немецкие альпинисты совершили восхождение на вершину Чанчахи вместе с Юрой Толкачёвым. После этого Юра уехал в отпуск. В начале сентября 1982 года он, вернувшись из отпуска, похваставшись купленными «кошками», никого не послушав, пошёл один на восхождение на вершину Чанчахи. И там пропал…  

 

Вершина Чанчахи, 4460 метров над уровнем моря, 1982 

 

Юра предполагал, что вернётся к вечеру. На другой день к нам на станцию пришёл Юрин друг Гитис Умбрасас, художник из Вильнюса. Мы с ним пошли искать Юру или его следы. К Чанчахи было много путей: через небольшую пологую вершину Мамисони, затем по хребту, либо снизу через ледник. Мы пошли к Мамисони, Гитис отстал, у него ещё не было достаточной акклиматизации, я дожидался его. Мы вместе перешли через малый Мамисони, и пошли по скалам хребта. На поиски мы отправились легко одетыми, оба – в лёгких рубашках! Я хотя бы был в ботинках, а Гитис – в кедах! Приходилось проходить по карнизам, карабкаться по скалам. Никакой страховки у нас не было. Мы не взяли с собой ни еды, ни воды! После 6-ти часов пути мы подошли к большой отлогой скале, которая преградила нам путь. Я стал карабкаться на неё. Дальше она обрывалась….  Я вернулся и сказал Гитису: «Я хочу жить, я дальше не пойду». 

«А я не хочу жить, - ответил Гитис. - У меня умерла мама...» ... «Жди меня здесь, - добавил Гитис. - Я дойду до снега, я хочу убедиться, что там нет следов Юры, и вернусь». Я ждал его больше часа. Когда он вернулся, мы быстрее пошли назад, потому что наступали сумерки. Нужно было успеть пройти опасные скалы до наступления темноты. К станции мы подошли уже в полной темноте. Гитис рассказал мне, что он чуть не сорвался с этой скалы, повиснув на руках над пропастью. Каким-то чудом он смог подтянуться и остался жив...  

 

Я, Юра Толкачёв (Гулливер) и радист Володя Ртвеладзе (в центре) на фоне вершины Чанчахи. Ночью Юра ушёл на восхождение. Станция Мамисони, 3 сентября 1982 

 

Вертолёт на Мамисони, сентябрь 1982 

 

На другой день на станцию приехал человек "в штатском", спрашивал, что-то записывал. Сказал Гитису, чтобы он приехал к ним, обещал поселить бесплатно в гостиницу и хорошо накормить. Я спросил: «А можно, я тоже поеду к вам, я так устал от высоты?» «Нет, - ответил он, - вам зачем, Вы здесь работаете и продолжайте работать!» и вдруг, подумав, добавил: «Ну, хорошо, если очень хотите, то тоже приезжайте!» 

 

По дороге в Амбролаури на встречу с человеком "в штатском", сентябрь 1982 

 

Гитис по дороге в Амбролаури, сентябрь 1982  

 

На другой день мы спустились вниз в посёлок Шови, проголосовали попутную грузовую машину и в кузове приехали в город Амбролаури. Пришли по указанному адресу в отделение милиции, с нас сняли ремни и шнурки и посадили по камерам. Почему-то в разные. 

Я оказался в камере с каким-то местным парнем, которого подозревали в убийстве. Ночью в нашу камеру пришёл начальник уголовного розыска в белых перчатках с двумя охранниками. Моего соседа увели. Через час его приволокли охранники в бессознательном состоянии и, как мешок, бросили на деревянный помост. Он был весь опухший. Когда он пришёл в себя и застонал, я дал ему воды. Всю ночь он стонал и я поил его водой. 

Гитиса посадили с двумя другими задержанными. Ровно трое суток мы провели в камере предварительного заключения (КПЗ), кормили нас только раз в день, давали есть очень мало, какие-то остатки со своего стола, правда вкусные, что-то вроде зелёной пиццы. Я стучал в дверь и требовал: «Вы обещали нас накормить! Когда вы будете нас кормить!». Гитис же сидел тихо, его так и не накормили. 

Наконец нас выпустили, изинились за доставленные неудобства, отвезли в баню, дали на двоих 10 рублей, на которые мы купили вкусные хачапури, и нас поселили в номер местной гостиницы. 

На другой день нам сказали, что Гитис обязан в 24 часа покинуть территорию Грузии. А мне предстояло ехать в Тбилиси, чтобы уволиться, получить расчёт и в течение недели тоже покинуть пределы Грузии. …

 

После заключения в КПЗ и бани. Город Амбролаури, сентябрь 1982

 

Маленький мирный городок, в центре которого в отделении милиции пытают человека, потому что начальник уголовного розыска, как мне сказали,  садист...

После того, как нас отпустили, я почувствовал, что мне близки эти бродячие собаки, которых в городе было очень много. Я стал их фотографировать...

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Когда я приехал в Тбилиси, то оказалось, что деньги по расчёту, которые я должен получить при увольнении, отправили в Шови. Была пятница, и мне предложили пожить два дня до понедельника в здании Метеорологической службы на проспекте Руставели. Я получил ключи и 25 рублей. Днём в субботу я пошёл прогуляться, мне хотелось купить груш. Я подошел к лоткам с фруктами и спросил, сколько стоят груши. Неожиданно продавец спросил меня: «Ты еврей?», а когда я подтвердил, он сказал, что евреи должны поддерживать друг друга и предложил мне пойти с ним. «У меня дома фрукты, которые я не продаю на базаре», - сказал он. Мы пришли к нему домой, жена стала ему что-то выговаривать на грузинском, дети, двое или больше, бегали по комнатам, самый маленький ребёнок плакал. Он вытащил из шкафа пачку денег и протянул её мне. «Бери, у меня много. Мне их некуда девать. Евреи должны помогать друг другу, а я вижу, что у тебя нет совсем денег». Почему я взял деньги? Я доверял людям, я верил в искренность их намерений. В этой пачке были три мои месячные зарплаты. После этого мне было как-то неудобно сразу уйти. Я чувствовал себя обязанным как-то отблагодарить его. Он спросил, нужна ли мне работа? Не хотел бы я работать в известном дельфинариуме в Батуми? «Да, конечно», - ответил я. - Я увольняюсь из Метеослужбы после трагедии в горах». «Мы поедем в Батуми», - сказал он. Странно, что я согласился. Я был как будто под гипнозом... Он взял такси, мы приехали к его сестре на день её рождения к накрытому столу. Всё было так вкусно. Я впервые попробовал лобио (красная фасоль), пил молодое лёгкое вино. Мы взяли такси до вокзала и сели в поезд Тбилиси – Батуми. Садясь в вагон, я заметил женщину из гидрометслужбы. Как только мы разместились в четырёхместном купе, я пошёл в соседний вагон, чтобы перекинуться парой слов с ней. С одной из сотрудниц гидрометслужбы в пятницу был эпилептический припадок, и я смог оказать ей помощь. Когда я возвращался, в тамбуре меня ждал мой знакомый с милиционером. «Ваши документы», - спросил милиционер. «И деньги», - добавил мой спутник. «Вы пьяны, - сказал милиционер. -  Как Вы можете в таком виде ехать в поезде?» Конечно, это была неправда. Я был, я думаю, самым трезвым из нас троих. Я отдал милиционеру мой паспорт и ту пачку денег, которую получил в подарок. Милиционер взял у меня ещё и мою записную книжку и передал всё моему покровителю. Мои 25 рублей, которые я держал отдельно, остались у меня. Мы вернулись в купе. Я понял, что всё плохо. Мой знакомый сильнее меня в десять раз. На соседних местах в купе ещё двое мощных мужчин, все говорят между собой на грузинском. Я разместился на верхней полке над моим спутником. Спал урывками. В голове крутилось: «Надо бежать, надо бежать»... Я проснулся, когда рассветало. Поезд подъезжал к какой-то станции. Я посмотрел на часы: 6 часов утра. Мои попутчики громко храпели. Я медленно спустился с верхней полки. «Я не должен смотреть на него, я не должен смотреть в его направлении...» Я взял на столе из его папки свой паспорт и зелёную записную книжку, медленно открыл дверь купе и прошёл к выходу из вагона. «Самтредия» было написано на здании вокзала. Медленно вошёл в здание, пробежал насквозь и проголосовал первую попавшуюся легковушку. «Куда-нибудь подальше от вокзала, пожалуйста!» Он меня высадил на трассе, я проголосовал. В Кутаиси я купил билет на автобус в Тбилиси. В воскресенье я не выходил из здания Гидрометслужбы. На другой день мне сказали, что за деньгами  придётся ехать назад в горы, в Шови. К вечеру я поднялся на Мамисони. Начальник станции выдал мне деньги и сказал: «Завтра утром мы поедем грузить лес, помоги нам». В горном лесу мы погрузили в кузов грузовика распиленные стволы деревьев, а сам я сел сверху, и машина понеслась вних. Стал накрапывать дождь, я поправил капюшон штормовки и в этот момент на крутом повороте дрова подо мной покатились, и я оказался в воздухе. Не было страха, но я не мог понять, где земля. Мне казалось, что я лечу очень долго. Вдруг последовал удар, резкая боль в ладони правой руки... Я упал головой на моховую кочку и повредил ладонь правой руки. Я вскочил и закричал «Аааа!». Машина остановилась, испуганный начальник подбежал ко мне. «Вот рука опухла», - сказал я. «Что рука, как голова?» - спросил начальник. «Голова, кажется, нормально», - был мой ответ. 

Я живой, худшее позади, я возвращаюсь в Горький. Я должен чем-то серьёзно заняться. 

Я буду фотографировать. 

 

© Urheberrecht. Alle Rechte vorbehalten. 

Wir benötigen Ihre Zustimmung zum Laden der Übersetzungen

Wir nutzen einen Drittanbieter-Service, um den Inhalt der Website zu übersetzen, der möglicherweise Daten über Ihre Aktivitäten sammelt. Bitte überprüfen Sie die Details in der Datenschutzerklärung und akzeptieren Sie den Dienst, um die Übersetzungen zu sehen.