Биография с фотографиями 

Часть 3

После двухнедельного плавания по Иссык-Кулю я вернулся в Горький в октябре 1981 года. Следующей весной я хотел снова поехать работать в горы, поэтому я устроился конюхом в Детскую спортивную школу. Работа с лошадьми, как я надеялся, могла бы мне пригодиться в горах. 

 

В конно-спортивной школе. Горький, 1985

 

Я доработал до апреля 82-го года и поехал в Зеленчукскую астрономическую обсерваторию (посёлок Буково) в Карачаево-Черкессии. Адреса своих друзей-астрофизиков дала мне моя знакомая Света С.. Она ещё во время зимовки на Тюя-Ашу написала мне, что мне надо поехать в этот Академгородок на Кавказе, где у неё есть друзья. «Тебя там ждут», - сказала она.

 

Софийское ущелье. Архыз, 1985 

 

Архыз, 1988 

 

В Буково я нашёл много друзей. Жизнь была прекрасна: я ходил в горы, фотографировал. Но найти работу в Академгородке я не смог. Я прожил там около двух месяцев и поехал в Грузию на перевал Мамисони. 

 

Станция на перевале Мамисони. 2800 метров над уровнем моря, 1982

 

Там работал радистом мой знакомый Юра Толкачёв из Горького, который был у нас на Тюя-Ашу во время моей зимовки. Он перезимовал на станции совершенно один, полностью отрезанный от мира. Он позвал меня провести с ним вдвоём следующую зимовку. В июле на перевал Мамисони приехали альпинисты из ГДР. Среди них была девушка по имени Ортрун (Ortrun Staude). Она немного понимала по-русски. Её, вероятно, удивило, что в СССР, на «забытом богом» перевале, радист метеостанции читал Библию. Мы стали читать вместе. Мы обменялись адресами. 

 

Юра Толкачёв Гулливер ( слева), Ортрун Штауде и Гитис Умбрасас (справа), 1982 

 

Немецкие альпинисты совершили восхождение на вершину Чанчахи вместе с Юрой Толкачёвым. После этого Юра уехал в отпуск. В начале сентября 1982 года он, вернувшись из отпуска, похваставшись купленными «кошками», никого не послушав, пошёл один на восхождение на вершину Чанчахи. И там пропал…  

 

Вершина Чанчахи, 4460 метров над уровнем моря, 1982 

 

Юра предполагал, что вернётся к вечеру. На другой день к нам на станцию пришёл Юрин друг Гитис Умбрасас, художник из Вильнюса. Мы с ним пошли искать Юру или его следы. К Чанчахи было много путей: через небольшую пологую вершину Мамисони, затем по хребту, либо снизу через ледник. Мы пошли к Мамисони, Гитис отстал, у него ещё не было достаточной акклиматизации, я дожидался его. Мы вместе перешли через малый Мамисони, и пошли по скалам хребта. На поиски мы отправились легко одетыми, оба – в лёгких рубашках! Я хотя бы был в ботинках, а Гитис – в кедах! Приходилось проходить по карнизам, карабкаться по скалам. Никакой страховки у нас не было. Мы не взяли с собой ни еды, ни воды! После 6-ти часов пути мы подошли к большой отлогой скале, которая преградила нам путь. Я стал карабкаться на неё. Дальше она обрывалась….  Я вернулся и сказал Гитису: «Я хочу жить, я дальше не пойду». 

«А я не хочу жить, - ответил Гитис. - У меня умерла мама...» ... «Жди меня здесь, - добавил Гитис. - Я дойду до снега, я хочу убедиться, что там нет следов Юры, и вернусь». Я ждал его больше часа. Когда он вернулся, мы быстрее пошли назад, потому что наступали сумерки. Нужно было успеть пройти опасные скалы до наступления темноты. К станции мы подошли уже в полной темноте. Гитис рассказал мне, что он чуть не сорвался с этой скалы, повиснув на руках над пропастью. Каким-то чудом он смог подтянуться и остался жив...  

 

Я, Юра Толкачёв (Гулливер) и радист Володя Ртвеладзе (в центре) на фоне вершины Чанчахи. Ночью Юра ушёл на восхождение. Станция Мамисони, 3 сентября 1982 

 

Вертолёт на Мамисони, сентябрь 1982 

 

На другой день на станцию приехал человек "в штатском", спрашивал, что-то записывал. Сказал Гитису, чтобы он приехал к ним, обещал поселить бесплатно в гостиницу и хорошо накормить. Я спросил: «А можно, я тоже поеду к вам, я так устал от высоты?» «Нет, - ответил он, - вам зачем, Вы здесь работаете и продолжайте работать!» и вдруг, подумав, добавил: «Ну, хорошо, если очень хотите, то тоже приезжайте!» 

 

По дороге в Амбролаури на встречу с человеком "в штатском", сентябрь 1982 

 

Гитис по дороге в Амбролаури, сентябрь 1982  

 

На другой день мы спустились вниз в посёлок Шови, проголосовали попутную грузовую машину и в кузове приехали в город Амбролаури. Пришли по указанному адресу в отделение милиции, с нас сняли ремни и шнурки и посадили по камерам. Почему-то в разные. 

Я оказался в камере с каким-то местным парнем, которого подозревали в убийстве. Ночью в нашу камеру пришёл начальник уголовного розыска в белых перчатках с двумя охранниками. Моего соседа увели. Через час его приволокли охранники в бессознательном состоянии и, как мешок, бросили на деревянный помост. Он был весь опухший. Когда он пришёл в себя и застонал, я дал ему воды. Всю ночь он стонал и я поил его водой. 

Гитиса посадили с двумя другими задержанными. Ровно трое суток мы провели в камере предварительного заключения (КПЗ), кормили нас только раз в день, давали есть очень мало, какие-то остатки со своего стола, правда вкусные, что-то вроде зелёной пиццы. Я стучал в дверь и требовал: «Вы обещали нас накормить! Когда вы будете нас кормить!». Гитис же сидел тихо, его так и не накормили. 

Наконец нас выпустили, изинились за доставленные неудобства, отвезли в баню, дали на двоих 10 рублей, на которые мы купили вкусные хачапури, и нас поселили в номер местной гостиницы. 

На другой день нам сказали, что Гитис обязан в 24 часа покинуть территорию Грузии. А мне предстояло ехать в Тбилиси, чтобы уволиться, получить расчёт и в течение недели тоже покинуть пределы Грузии. …

 

После заключения в КПЗ и бани. Город Амбролаури, сентябрь 1982

 

Маленький мирный городок, в центре которого в отделении милиции пытают человека, потому что начальник уголовного розыска, как мне сказали,  садист...

После того, как нас отпустили, я почувствовал, что мне близки эти бродячие собаки, которых в городе было очень много. Я стал их фотографировать...

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Собаки в городе Амбролаури, сентябрь 1982

 

Когда я приехал в Тбилиси, то оказалось, что деньги по расчёту, которые я должен получить при увольнении, отправили в Шови. Была пятница, и мне предложили пожить два дня до понедельника в здании Метеорологической службы на проспекте Руставели. Я получил ключи и 25 рублей. Днём в субботу я пошёл прогуляться, мне хотелось купить груш. Я подошел к лоткам с фруктами и спросил, сколько стоят груши. Неожиданно продавец спросил меня: «Ты еврей?», а когда я подтвердил, он сказал, что евреи должны поддерживать друг друга и предложил мне пойти с ним. «У меня дома фрукты, которые я не продаю на базаре», - сказал он. Мы пришли к нему домой, жена стала ему что-то выговаривать на грузинском, дети, двое или больше, бегали по комнатам, самый маленький ребёнок плакал. Он вытащил из шкафа пачку денег и протянул её мне. «Бери, у меня много. Мне их некуда девать. Евреи должны помогать друг другу, а я вижу, что у тебя нет совсем денег». Почему я взял деньги? Я доверял людям, я верил в искренность их намерений. В этой пачке были три мои месячные зарплаты. После этого мне было как-то неудобно сразу уйти. Я чувствовал себя обязанным как-то отблагодарить его. Он спросил, нужна ли мне работа? Не хотел бы я работать в известном дельфинариуме в Батуми? «Да, конечно», - ответил я. - Я увольняюсь из Метеослужбы после трагедии в горах». «Мы поедем в Батуми», - сказал он. Странно, что я согласился. Я был как будто под гипнозом... Он взял такси, мы приехали к его сестре на день её рождения к накрытому столу. Всё было так вкусно. Я впервые попробовал лобио (красная фасоль), пил молодое лёгкое вино. Мы взяли такси до вокзала и сели в поезд Тбилиси – Батуми. Садясь в вагон, я заметил женщину из гидрометслужбы. Как только мы разместились в четырёхместном купе, я пошёл в соседний вагон, чтобы перекинуться парой слов с ней. С одной из сотрудниц гидрометслужбы в пятницу был эпилептический припадок, и я смог оказать ей помощь. Когда я возвращался, в тамбуре меня ждал мой знакомый с милиционером. «Ваши документы», - спросил милиционер. «И деньги», - добавил мой спутник. «Вы пьяны, - сказал милиционер. -  Как Вы можете в таком виде ехать в поезде?» Конечно, это была неправда. Я был, я думаю, самым трезвым из нас троих. Я отдал милиционеру мой паспорт и ту пачку денег, которую получил в подарок. Милиционер взял у меня ещё и мою записную книжку и передал всё моему покровителю. Мои 25 рублей, которые я держал отдельно, остались у меня. Мы вернулись в купе. Я понял, что всё плохо. Мой знакомый сильнее меня в десять раз. На соседних местах в купе ещё двое мощных мужчин, все говорят между собой на грузинском. Я разместился на верхней полке над моим спутником. Спал урывками. В голове крутилось: «Надо бежать, надо бежать»... Я проснулся, когда рассветало. Поезд подъезжал к какой-то станции. Я посмотрел на часы: 6 часов утра. Мои попутчики громко храпели. Я медленно спустился с верхней полки. «Я не должен смотреть на него, я не должен смотреть в его направлении...» Я взял на столе из его папки свой паспорт и зелёную записную книжку, медленно открыл дверь купе и прошёл к выходу из вагона. «Самтредия» было написано на здании вокзала. Медленно вошёл в здание, пробежал насквозь и проголосовал первую попавшуюся легковушку. «Куда-нибудь подальше от вокзала, пожалуйста!» Он меня высадил на трассе, я проголосовал. В Кутаиси я купил билет на автобус в Тбилиси. В воскресенье я не выходил из здания Гидрометслужбы. На другой день мне сказали, что за деньгами  придётся ехать назад в горы, в Шови. К вечеру я поднялся на Мамисони. Начальник станции выдал мне деньги и сказал: «Завтра утром мы поедем грузить лес, помоги нам». В горном лесу мы погрузили в кузов грузовика распиленные стволы деревьев, а сам я сел сверху, и машина понеслась вних. Стал накрапывать дождь, я поправил капюшон штормовки и в этот момент на крутом повороте дрова подо мной покатились, и я оказался в воздухе. Не было страха, но я не мог понять, где земля. Мне казалось, что я лечу очень долго. Вдруг последовал удар, резкая боль в ладони правой руки... Я упал головой на моховую кочку и повредил ладонь правой руки. Я вскочил и закричал «Аааа!». Машина остановилась, испуганный начальник подбежал ко мне. «Вот рука опухла», - сказал я. «Что рука, как голова?» - спросил начальник. «Голова, кажется, нормально», - был мой ответ. 

Я живой, худшее позади, я возвращаюсь в Горький. Я должен чем-то серьёзно заняться. 

Я буду фотографировать. 

 

© Urheberrecht. Alle Rechte vorbehalten. 

Wir benötigen Ihre Zustimmung zum Laden der Übersetzungen

Wir nutzen einen Drittanbieter-Service, um den Inhalt der Website zu übersetzen, der möglicherweise Daten über Ihre Aktivitäten sammelt. Bitte prüfen Sie die Details und akzeptieren Sie den Dienst, um die Übersetzungen zu sehen.